Двор чудес - Страница 3

Но сначала нужно было спасти все дело.

– Милостивый государь, – сказал он, – велите немедленно сменить всех часовых.

– Почему?

– Раз я сюда прошел, то могли пройти и другие.

– Вы правы. Нас предали!

Манфред что-то сказал Лантене, и тот сразу исчез.

Трико, сидя на помосте, не мог видеть шевалье. Пока Рагастен с Манфредом обменивались репликами, король опять взял слово, чтобы уговорить воров.

– Ошибаюсь не я, а брат наш Манфред, – сказал он. – Я точно знаю, что великий прево против нас ничего не замышляет.

– Так значит, он сам тебе и сказал! – воскликнул Манфред.

Он тут же вскарабкался на помост и встал напротив Трико.

Того затрясло от ярости.

– Ты оскорбил короля Арго! – произнес он. – Будем тебя сейчас же судить.

Гробовое молчание опустилось на воровскую толпу.

– Нет, судить будут тебя! – возразил Манфред. – Братья, я обвиняю Трико в измене. Обвиняю в том, что он продался великому прево. Обвиняю, что он вошел в соглашение с теми, кто хочет нас уничтожить.

– Ложь! – заорал Трико.

– Судить! Судить! – вопила толпа.

– Пусть ответит!

– Если Манфред соврал – казнить его!

И за несколько мгновений вся сцена, описанная нами, переменилась.

Суд у воровского народа был скор. У воров не было следователей, не было присяжных, но если последний убогий калека выдвигал обвинение против самого грозного казначея или бригадира, то казначей и бригадир, и даже сам герцог Египетский, и даже сам король Арго, должен был тут же ответить.

Итак, неподалеку от помоста, служившего троном Трико – пугающим троном, по какой-то иронии устроенным наподобие эшафота, – стояла виселица.

Толстое бревно вкопали в землю. Наверху гвоздями прибили перпендикулярно другое бревно, покороче. На конце поперечного бревна висела веревка с петлей. Прямо под петлей поставили приступку с тремя ступеньками.

Виселица и трон стояли рядом друг с другом всегда. Время от времени только меняли веревку на виселице.

Когда на смерть осуждали вора – товарища, уличенного в какой-либо провинности против братства, то осужденного ставили на приступку и накидывали на шею петлю. Кто-нибудь из присутствующих ногой вышибал из-под него приступку, несчастный повисал в воздухе, и казнь совершалась по всем правилам искусства, согласно требованиям скорого суда.

И вот теперь за пару секунд вся толпа, окружавшая трон Трико, собралась вокруг виселицы.

Трико встал перед судьями. Манфред как обвинитель стоял рядом с Трико.

В этот миг часы на церкви Сент-Эсташ пробили одиннадцать.

Трико вздрогнул.

«Продержаться еще только полчаса да успеть подать знак – и я спасен!» – подумал он.

Он оглянулся кругом.

Возле виселицы лежали заряженные аркебузы на случай нападения.

Трико увидел их и улыбнулся.

Мы помним: король Арго должен был трижды выстрелить из аркебузы, чтобы дать знать Монклару: Двор чудес спит, можно заходить свободно.

– Говори! – сурово произнес один из судей, обращаясь к Манфреду. – Прежде ты, Трико тебе ответит.

– Я повторяю то, что сказал. Трико вас предал. Часовые, которых он поставил, с ним заодно.

– Докажи! – заорал Трико.

Явился Лантене.

– Я сейчас сменил всех часовых, – сказал он, – а тех, что выставил Трико, велел связать. Они признались, что у них был такой приказ: ничего не говорить, всех пропускать.

– Что ты на это скажешь? – спросил судья.

– Часовых подкупили, чтобы меня обвинить, а моего приказа они не поняли.

– Я обвиняю Трико в сговоре с великим прево, – сказал Манфред.

– Отвечай! – сказал судья.

– Отвечаю: это вранье! А если и правда, кто это видел? Откуда такому взяться?

– Я видел! – произнес Рагастен.

Трико весь побелел и растерянно уставился на шевалье. Придя в себя, он с усилием пробормотал:

– Я вас не знаю…

– Это чужой! – сказал судья. – Как он сюда попал?

– Верно, верно! – крикнул Трико, вернув себе прежнюю уверенность. – Пусть скажет, как он сюда к нам попал!

– Очень просто, – спокойно ответил шевалье. – Часовые меня пропустили, потому что у них был приказ пропускать всех, кто пришел от двора. Меня приняли за придворного вельможу.

С этими словами поднялся страшный шум, и перед лицом Трико замелькали поднятые кулаки воровского народа.

Но у этих неотесанных людей было такое чувство дисциплины, что никто и шага вперед не сделал: ведь суд еще был не окончен.

– Он не из наших! – голосил Трико, стараясь перекричать толпу. – Вы двадцать лет меня знаете! Кому больше веры: мне или ему – шпиону, должно быть?

Рагастен шагнул к нему и схватил за руку.

– Ты меня шпионом назвал? – сказал он спокойно, как всегда говорил, когда был совершенно уверен в себе. – Проси прощения.

Трико завопил от боли, стараясь вырваться.

Воровская толпа молча во все глаза глядела на них.

Рагастен стоял неподвижно, но его нервы были напряжены до предела. Воровской король еще раз попытался вырваться, пошатнулся и, побледнев от ярости, упал на колени, хрипя:

– Простите, простите…

Толпа затрепетала от зрелища силы, одолевшей другую силу, и радостно затопала ногами.

– Ура! Ура! – кричали воровки.

Манфред поднял руку.

Все снова затихло. Юноша заговорил:

– Братья, однажды лисицы великого прево загнали меня, как молодого волка. Меня приперли к Монфоконской виселице, я спрятался в мертвецкой. Знаете ли, что сделал тогда господин де Монклар? Запер железную дверь, приставил к ней двенадцать сторожей и велел, чтобы я сдох там от голода.

Невозможно представить, какая буря разразилась после этих слов. В адрес великого прево разом загрохотали все проклятья на всех языках Европы.