Двор чудес - Страница 17

– Клянусь, мадам…

– Знаете, а я с вами буду честнее. Так знайте, мой славный, что вчера же вечером я принимала господина великого прево. Он зашел ко мне, расставшись с государем.

Ле Маю побледнел и стал бочком подбираться к двери.

– Куда же вы? – спросила герцогиня. – Уж не боитесь ли вы меня?

– Боюсь, мадам, – без обиняков ответил Ле Маю.

Ответ был таким неожиданным, что герцогиня в первый раз взглянула на головореза с некоторым интересом.

– И что же во мне такого страшного? – улыбнулась она.

– В вас ничего, мадам! Но я слышал одну историю, как бедная госпожа де Сент-Альбан покушала фруктов, а потом у нее случились колики…

– Не говорите глупостей, господин Ле Маю, – сказала герцогиня сурово, но эта суровость даже успокоила Ле Маю. – Оставим байки, страхи и фрукты. Если бы я желала вам зла, то велела бы ночью схватить вас и бросить в каменный мешок.

«А ведь правда!» – подумал Ле Маю и совсем успокоился.

– Так вот, – продолжала герцогиня, – господин де Монклар зашел ко мне, и от него я узнала одну вещь: король велел ему выписать вам чек на тысячу экю от казначейства. Не будем терять время на бесполезные разговоры. Вы меня предали: что ж, я на вас зла не держу. Я пришла к вам спросить: не хотите ли предать и короля, которому послужили вчера? Не хотите ли к его тысяче добавить еще тысячу от меня? У вас будет две тысячи экю – целое богатство!

Ле Маю напряженно слушал. Ему казалось, что герцогиня говорит искренне.

– Что мне делать? – спросил он хладнокровно.

– Прежде всего, расскажите мне, как это случилось.

Причины лгать у Ле Маю больше не было, поэтому он вполне откровенно рассказал, что было ночью.

– Мне бы следовало, – сказал он в заключение, – сообщить вам сразу, как я увидел герцогиню де Фонтенбло, но я так беден, мадам…

– Да, понимаю: вы пошли услужить тому, кто богаче. Я уже говорила, что не держу на вас зла. Вы только орудие. Теперь мой черед хорошо заплатить вам, чтоб быть уверенной в вашей преданности.

– Золотые слова, мадам, золотые! – просияв, воскликнул Ле Маю.

– Так вы готовы сделать то, что я хочу… разумеется, за достойную плату?

– То есть за тысячу ливров…

– Совершенно верно.

– Жду ваших приказаний, мадам. Что нужно сделать?

– Снова похитить маленькую герцогиню.

– Это будет трудно.

– Нет-нет, у меня есть план. Думать вам не придется: требуется только исполнительность.

– Да, быть хорошим орудием. Это мне очень подходит.

– Прекрасно. Итак, в полдень будьте у меня. Король выезжает из Лувра в два часа пополудни. Весь двор едет в Фонтенбло, и я со всеми.

– Но мне нужно будет оставаться на посту в Лувре.

– Об этом не тревожьтесь: в нужный момент вы получите приказ отправиться в Фонтенбло. Я уже распорядилась.

– Итак, в полдень я у вас, мадам.

– Да, у нас будет два часа на разговор. Это не так много.

Она порылась в сумочке, достала вязаный кошелек из тонкого шелка и подала Ле Маю.

– Держите задаток, – сказала она.

Ле Маю, согнувшись в поклоне, схватил кошелек, стиснул в руке и тут же негромко вскрикнул. Должно быть, в кошельке была булавка – вот он и укололся.

– Так не забудьте – в полдень! – сказала герцогиня и направилась к двери, не обращая внимания на вскрик Ле Маю.

– В полдень, мадам. Будьте спокойны, – ответил офицер.

Герцогиня вышла. Ле Маю немного выждал, пока она отойдет подальше.

«Хорошее дельце! – думал он. – Не так страшна герцогиня, как я думал. Да ведь я ей и вправду нужен… Неужто я сейчас разбогатею? А ну-ка, посмотрим, что у нас в кошельке».

Кошелек лежал на каминной полке. Он взял его и опять укололся.

– Еще булавка! – проворчал Ле Маю. – Чертовы женщины везде натычут своих булавок!

Он открыл кошелек. Золота в нем не было.

Там лежал мячик – маленький мячик, утыканный стальными иголками.

Ле Маю весь побледнел от ужаса.

– Злодейка! Она отравила меня! – хрипло выкрикнул он. – Однако погоди же! Я не умру, пока не отомщу!

Он хотел броситься вон, но вдруг застыл на месте.

Ледяной пот выступил у него на лбу, зубы словно тисками стиснуло, все вокруг завертелось, глаза накрыло черной пеленой. Он повалился на колени.

Еще немного Ле Маю царапал ногтями пол… а после замер навеки.

В то самое время, когда злополучный Ле Маю испустил дух (как раз тогда, когда впервые в жизни готов был подержать в руках целую тысячу экю), граф де Монклар вошел в комнату, где неподвижно лежал на кровати преподобный Игнасио Лойола.

При виде Монклара в его потускневших глазах сверкнула радость. Монах был вне опасности и сам знал, что не умрет. Но ненависть его к Лантене от этого не угасла.

– Отче, – сказал Монклар, присев у изголовья Лойолы, – я решился. Ваши наставления, ваши мудрые суждения вдохновили меня. Я хочу вступить в святой орден, основанный вами ради вящей славы Господа нашего Иисуса Христа и блага святой церкви…

– Хорошо, сын мой! – выдохнул Лойола.

– Итак, я уйду от мира, оставлю двор, где всюду ложь и коварство. Быть может, в монастыре я обрету наконец мир! Я хочу как можно скорей туда поступить…

– Нет! – покачал головой Лойола.

– Что вы сказали, отче?

– Я сказал, вам не надобно идти в монастырь.

– Но вы же сами внушили мне эту мысль!

– Нимало! Мысль вступить в наш орден – да, но не уйти в монастырь. Вам надобно остаться при дворе.

Лойола перевел дух.

– Сын мой, – продолжал он, – есть два пути служить Богу и Церкви. Первый – торный. Его избирают сердца робкие, что ищут убежища в Боге, а не идут в мир сражаться во имя Его. Они идут в монастырь и живут там спокойненько, иногда они бывают святыми, но всегда – трусами.